Как убивали Маневича. Воспоминания вдовы питерского вице-губернатора

"По мне сработали четыре скользящие... у Миши множественные ранения груди". За 25 лет так и не раскрыто знаковое убийство в центре Петербурга. 18 августа 1997 года снайпер вогнал очередь из Калашникова в грудь вице-губернатора Маневича. Сегодня его вдова впервые открыто вспоминает, что творилось в салоне служебной автомашины. Ведь Марина сидела рядом с ним. «По мне сработали четыре скользящие. Я схватилась за голову, закрыла руками виски, и мне прилетело по затылку и носу». Готовы?

— Ты не бойся меня ранить. Спрашивай без этих деликатностей. У меня все в порядке с головой, — прервала мое аккуратное предложение поговорить о том дне Марина Маневич. Ее знаю давно, но, понимая, что собеседница к тому же болеет, начал издалека.

— Спасибо. Вспомним тот день с самого утра.

— Начался как обычно. Привела себя в порядок, накрасилась. И тут Миша повел себя необычно. Я не могла понять, какого черта он не хочет выходить из дома. Я уже и галстук ему поменяла. Опять не тот. Мама моя его уже торопит: «Ну, поезжайте, водитель ждет. Неприлично. Марина тоже едет, ты начальник, а она — подчиненный, у неё свои начальники. Давай-давай».

После победы губернатора Яковлева команда Собчака переезжала в Москву. В том числе собирался и Михаил Маневич. Но Владимир Путин попросил его остаться, чтобы доделать начатое (президент об этом говорил даже в одном из интервью).

— Я уже после всего поняла — он что-то предчувствовал. Сели в машину во дворе в 8:30, выехали, как всегда, на Рубинштейна.

И как всегда, к Невскому. Я сижу заведенная, Миша понимает это, и чтобы снять напряжение, захотел рассказать мне какой-то развеселый анекдот. А я ворчала на него. В этот момент машина притормозила на повороте с Рубинштейна на Невский, где сейчас «Макдоналдс», вернее, «Точка».

— И тут началось.

По версии следствия ФСБ, да и по здравому смыслу, наводчик находился на улице Рубинштейна, и когда машина выехала со двора и двинулась к Невскому, он по радиостанции дал сигнал: «Приготовиться!»

И звуки эти не те, когда рядом у машины выхлопная труба бабахает, — пух-пух. Я сразу поняла — это пули. Они злые такие, впиваются в железо нашей машины. Я нырнула вниз, вжалась в пол до такой степени, что порвала себе паховую артерию. Это уже в больнице врачи это поняли.

— Муж сидел на переднем сиденье?

— Да.

— Попробуй вспомнить, какие мысли крутились в те секунды?

— Отлично помню. Молитва: «Господи, сделай так, чтобы это случилось быстро и я не стала инвалидом. Забери меня на небеса побыстрее. Если нужна тебе — забери!» Такая эгоистичная мысль. А еще через секунду: «Господи, спасибо, что рядом нет сына!» Артёму тогда было девять.

Мы и сына — Артёма Маневича попросили вспомнить тот день.

— Только проснулись. На даче с дедушкой. Ему вдруг позвонили. Я помню этот момент. Он молча стал белым и сказал одно слово: «Понял». И сел на диван. Я думал, ему плохо стало. Что случилось? Пауза небольшая. Он глаза от пола поднимает: «Я не знаю, что тебе сказать, кроме как правду». Мне всё внутри зажгло. Я его таким не видел никогда. Внутри появился страх. «Отец убит, мать ранена, больше ничего не знаю, за нами сейчас приедут». Это дословно. У меня в этот момент начинается истерика, и я со стены сорвал ковер. Бесконтрольная истерика, он меня ловил по всему дому. Я кричал, что это неправда, такого не может быть. Наконец, он меня успокоил, обнял. А потом уже «Газель» приехала синяя и ребята в черной форме в балаклавах. Вечером мама зашла в квартиру в пиджаке еще с пятнами крови, вся перевязанная. Вещи из машины, простреленные, в прихожей валялись. А спецназ командовал у нас в квартире: «К окнам не подходить!»

— Сколько пуль попало в машину? Примерно? На следствии это же обсуждали, — продолжаю разговор.

— По мне сработали четыре скользящие. Я же, когда нырнула вниз, то схватилась за голову. Если закрывать руками виски, то получается, открытыми остаются затылок и нос. Вот по мне четыре и чиркнуло. Одна — по носу. Хоть одна на полсантиметра ближе — и всё. А у Миши множественные ранения груди. Это и по факту, в эпикризе записано было. Спрашивай побыстрее, а то, если задумаюсь, то мне себя станет жалко и разговора не получится.

— Водитель среагировал на стрельбу?

— Да, водитель увидел, откуда ведется огонь.

Киллер бил из автомата Калашникова со снайперским прицелом (бросил оружие на месте после исполнения). Учитывая угол стрельбы, точное попадание нескольких пуль в жертву, добивание цели после того, как машина рванула, — это был подготовленный наемник.

— Водитель стал уходить с этого места, газанул вперед, мы перегородили Невский, и в нас воткнулась какая-то машина. Получилось так, что она нас прикрыла.

— В водителя попали?

— Нет. Ему стеклом лицо распороло. А одна пуля попала в «Командирские» часы. Они спасли ему руку.

— А когда всё стихло?

— Я выскочила, чуть не оторвала дверь к Мише и заорала как могла: «Врач есть?!!» У него вся грудь в крови. Я ему кричу: «Только не теряй сознание!», он хрипит: «Прости».

— А люди вокруг?

— А люди вокруг тебя будто плывут. Время растягивается, останавливается. Мне казалось, что я нахожусь внутри детской погремушки, всё летает, как в невесомости. На всю жизнь это.

— А когда приехали скорая, милиция?

— Скорая ехала очень долго, хотя от Мариинской больницы до этого места, где нас расстреляли, пьяным ходом — десять минут. Но Невский-то встал. Первым примчался какой-то молоденький лейтенант. Он тут же ко мне подошел и говорит: «Только лицо не трогайте! Оно у вас всё в крови. Я в Чечне санинструктором служил, я вам сейчас нос прилеплю обратно. Я умею». А мне самой не дотронуться до лица — оно в осколках. Присесть на асфальт тоже не могу — все порвано внизу. Но сначала было не больно, будто всё деревянное.

Жень, всё болит, единственное, сплю я теперь хорошо — просыпаюсь в шесть утра. Мамы уже нет, папы нет, друзей некоторых нет. За что-то плачу. А вот внучка — моя копия. И болтушка такая же, как я.

Помолчали.

— На памятнике Михаилу Маневичу на Волковском кладбище высечено несколько символических ран от пуль.

— Конечно, их было больше. Михаил Шемякин делал. Это его представления, фантазии. Его замысел был такой — зло находилось рядом, и оно выждало.

— После анализировала стрельбу? Уже в спокойном состоянии?

— Это самое интересное. И я об этом говорила следователям. Я сама занималась стрельбой, и мама у меня математик, так вот: в заднее стекло воткнулось несколько пуль. Когда уже начался осмотр, было видно, что его нет, оно осело. Я уверена, что стреляли и с тыла тоже. Как они не попали в бензобак? Был бы фейерверк. А с той точки — с чердака дома напротив, через Невский, совсем невозможно так попасть. И это не впечатление, а инженерия.

— Машина была без брони?

— Какая броня?! И водитель без оружия, он же не охранник.

За прошедшие четверть века только в СМИ несколько раз появлялись уверенные сообщения о раскрытии этого дела. Кто-то вдруг брал на себя, кто-то признавал соучастие, но вскоре всё рассыпалось. После смерти Юрия Шутова, приговоренного за серию заказных убийств, Анатолий Чубайс даже громко произнес, что зло наказано. Конечно, он прямо не назвал имя. Но не так давно опять подтверждал это нашему журналисту.

— Коллективное сознание, медиа, по моей информации, и силовики договорились, что заказчик всего этого — Шутов. Доказательств нет, но так принято считать. А Шутов, как известно, умер в колонии для пожизненно осужденных. Марина, ты с этим согласна?

— Нет! Нет. В моем естестве это слишком специально подготовлено. До меня через некоторое время, когда шок ушел, дошло — они всё продумали. Ведь очень просто было у нас во дворе с Мишей разделаться. Тут целая куча закутков, одни подворотни, проходняки. Дождись — и бац-бац-бац. Да хоть в лифте. Охраны-то у Миши не было. Это правда. Я потом все дворы обошла — нет проблем. А раз в неделю мы ходили пешком и в белые ночи гуляли, в бани на Дегтярном — тоже пешком. Он часто говорил: «Сижу целый день над бумагами — давай прогуляемся». Им это нужно было сделать предельно демонстративно.